виктор сказал, что придётся перекантоваться в другом месте, пока все не уляжется. год, два или все десять — ваня упирался руками и ногами, не желая покидать прагу. называл его всеми известными ругательствами, сначала чешскими, потом украинскими, чтоб получше дошло, но марченко был непреклонен. смотрел серьёзно, положив тяжёлую механизированную руку ему на голову, и так же серьёзно молчал, пока ваню разрывало возмущенной тирадой.
он даже выслушал весь этот ушат, прежде чем выдал своим спокойным низким голосом «ты сделал всё, что нужно. жди.», и протянул новый айди.

сколько жди — да хрен его знает. за океаном ваня ощущал себя гребанным хатико, который едва вилял хвостом на любые новости, приходящие с родины по официальным каналам и не очень. инфы было мало, инфа была противоречивая, и он скорее изводил себя, чем на самом деле понимал, что там случилось на самом деле.

бесило пиздец.

ему надо было чем-то себя занять, руки так и чесались собирать и разбирать, но до нормальных машин пока не могли дотянуться. это была какая-то история про тех, кто называли себя кочевниками, но на тот момент ваня только отмахнулся, не желая лезть во внутренние разборки. миша, местный контакт, который стал сначала собутыльником, а потом и приятелем, заговорчески протянул ему чип.
рукастых у нас любят.
так он тогда сказал.

то, что из-за нежелания влезать в одни междоусобные войны, он влез в другие, не стало неожиданностью. казалось бы — небольшая комнатушка в задрипанных и пахнущих ссаниной переулках, подальше от ключевых точек тех, кто считает себя царьками района, но нет, блядь, и тут достали.
то, что достали, он понимает по тяжелым шагам милоша и лёгкой, практически струящейся речи, из которой он с трудом выцепляет слова за примесью акцента и слэнга.
может, стоило поставить себе языковой модуль, а не уповать на то, что он знал когда-то.

— я вижу, ты подготовился. обычно местные не справляются с моим именем с первого раза, — он хмыкает себе под нос, ковыряясь в чужом глазу, — подожди немного.

парень под ним промаргивается пару раз, пока ваня показывает ему пальцы и заставляет считать. когда синхронизация заканчивается, он сползает с койки и, чуть пошатываясь, бредет к выходу.
ваня провожает его взглядом и только тогда поворачивается к своему гостю.
удивление расползается по лицу против его воли.

этот парень — совсем ещё птенчик. красная куртка, модные джинсы, обтягивающие ноги, яркое пятно среди тех, кого обычно заносит к нему. с этими золотыми деталями в одежде он больше походил на румына, но акцент выдавал что-то местное. в конце концов, с местными ему тоже довелось познакомиться.
квадратное лицо милоша заглядывает сквозь пластиковую занавесь вань, ты че как? , но ваня только ладонью машет все норм, я разберусь.

он думает — если прислали такого малыша, то, наверное, не хотят запугать, а только разобраться.
видит усиления и думает — не просто малыш, может за себя постоять. ладно. ваня тоже может за себя постоять.

— как тебя звать-то? и что там с твоим падре? я в дела ваши не лезу, ко мне только мои ходят, — он закидывает ногу на ногу и мягкий изгиб хромированных дуг бликует от искусственного света, — местные тоже иногда заглядывают, но мы с ними не особо дружим. не всегда получается договориться. так бывает, когда разговариваешь на разных языках.

он смотрит на пацанские обвесы, на татушку на шее. ви — это от валентинос? миша сказал, что здесь его не должны тронуть.
мудак, получается.

— что падре хочет от меня?